Флаг был поднят. Смена длиною в 1301 день и 7750 километров началась. История самой длинной смены лагеря "Артек".

19 июня 1941 года. Во всесоюзном пионерском лагере «Артек» вот-вот должна была начаться вторая летняя смена, когда на территорию лагеря приехали автобусы, битком набитые чрезмерно воодушевленными детьми. Это были ребята из недавно присоединенных к Советскому союзу Молдавии, Эстонии, Западной Украины, Белоруссии. Сопровождали детей выпускники местных педагогических училищ и институтов, так же впечатленные всем вокруг девушки и юноши.
Три дня шла подготовка к открытию смены. В этот период у вожатых много забот: расселить по комнатам, провести экскурсию, выучить с отрядом песни, подготовить творческие номера к праздничному концерту… Наконец, наступил долгожданный день. Полные предвкушения, но уставшие дети отправляются на «абсолют» – артековский тихий час.
Разбудил отряды совсем не горн, к которому ребята уже привыкли, а голос Левитана из всех громкоговорителей. Тихий час был окончен, но в лагере не было слышно ни смеха, ни громких песен, ни криков вожатых. Открытие смены, вопреки всему, состоялось. Церемония была непривычно тихой и темной – пионерский костер не развели в целях маскировки. Однако флаг был поднят, и самая длинная смена «Артека» началась.

Сразу после объявления Левитана о начале войны артековцев начали эвакуировать. Обеспокоенные родители приезжали первыми рейсами и из ближайших городов, и из Москвы, и из Ленинграда, спеша забрать детей. Некоторых домой увозили вожатые – сформированными группами они возвращались в свои регионы, где их ждали семьи. Пионерам из Прибалтики, Белоруссии, Западной Украины, Молдавии возвращаться было опасно, да и некуда уже. На их землях уже грохотали зенитки, по их небу уже летали вражеские самолеты, по их домам уже велся обстрел. Дети оставались в «Артеке», живя почти обычной лагерной жизнью, пока ЦК ВЛКСМ и Наркомздрав СССР не приняли решение об эвакуации. 6 июля 1941 года несколько сотен пионеров со своими вожатыми начали путь длиной в 7750 километров до города Белокуриха.

Дети, которые пару недель назад впервые ехали в настоящем поезде, снова собрали вещи и отправились в дорогу. Флаг спустили и забрали с собой, но торжественную церемонию закрытия смены не проводили, несмотря на все принципы и правила. Первой остановкой артековцев стал подмосковный санаторий «Мцыри» на территории бывшего имения бабушки Михаила Лермонтова, в Фирсановке. Здесь ребята встретились с товарищами из Латвии и Литвы, которые корпуса «Артека» своими глазами так и не увидели – война застала их в дороге. Однако прочувствовать лагерную жизнь смогли все. Флаг снова был поднят, день начинался по расписанию с умывания и зарядки, а заканчивался ужином и вечерней свечкой. Все, как в мирное время, только гул самолетов перебивал горн, а крик старшины новобранцев из соседней учебной части перебивал указания вожатых. Война подбиралась и к Москве, здание санатория понадобилось под госпиталь, и лагерь снова был вынужден переехать.

«…Плывем по Волге. Совсем не то, что было в «Артеке», мама. Там катер, там скорость, девчонки визжали, когда вода брызгала на их белые рубашки. А сейчас пароход шлепает своими лопастями, да и все развлечения. Только с ребятами песню заведешь, посмотришь в угол, а там Тамара плачет. Один раз попытались в жмурки поиграть, так на нас вожатая так накричала, что уши заложило! Извинялась она потом долго, переволновалась, мол.
Почта сейчас вроде не работает, но я продолжу тебе писать, мам. Знаешь, что у нас тут один удумал? Взял арбуз, начал на нем что-то стругать, а потом раз! И в реку выкинул! Мы ему всем отрядом бойкот устроили, пока он не сказал, что на арбузе весточку родителям нацарапал. Все равно дурак, конечно, разве доплывет такое «письмо»? Ну и… ладно. Все равно не сезон. Мы, мама, в Сталинград плывем. Говорят, там сейчас тихо, может и почта там рабочая…»

На этот раз пионеры сплавлялись по Волге на теплоходе «Правда», который в городе Горький сменился теплоходом «Урицкий». Плыли мимо той же Москвы, что раньше проезжали на поезде, только вид был совсем другим, и не только из-за ракурса. Тучи над городом прорезали лучи прожекторов, над домами, словно воронье, кружили «Юнкерсы». А в Сталинграде было тихо, разве что тракторный завод начал выпускать танки. Артековцы не успели даже обосноваться в чистом, пахнущем свежей краской здании новой школы на берегу реки, куда их разместили, пока ученики на каникулах. Казалось, война догоняет их, и через пару дней отряды снова двинулись в путь, в Нижне-Чирскую станицу на берегу Дона.
Жили они в дачах, принадлежащих опустевшему дому отдыха. Артековцев окружали сады, сначала пышные, пахнущие сладко-терпкой свежестью, а потом благородно отцветающие, пропускающие сквозь ветви пронзающий ветер со стороны реки. Наступила осень. Пионеры и вожатые все больше отступали от правил лагеря – был забыт «абсолют», отряды переформировались в рабочие бригады, однако дух «Артека» жил в каждом из них, и смена продолжалась. Лагерь перешел на полное самообеспечение. Вожатые следили за порядком, старшие работали в полях, младшие помогали на кухне, заготавливали дрова.

«…На старших ребят иногда смотреть страшно. С поля вечером придут, упадут на кровать, и все. Я иногда ужин им приношу, кто-то просыпается, ест и снова спит. Машин нет, все таскают на себе да на паре вяленьких старых волов, грузовики-то все на фронте. Мы пару раз бегали на поля. Подойдешь к этому бычку, за гигантский рог ухватишь, а он прижимается, теплым дыханием лицо обдает.
Мамочка, тебе бы тут понравилось. Как летом хорошо было! А осенью уже холодно, отопления здесь нет, конечно. Нас хотят в Азию перебросить, там наверняка теплее. Понежимся еще на солнышке, мама…»

Потом была долгая тряска в промерзших под свистящими осенними ветрами товарных вагонах. Дети ежились то ли от холода, то ли от звука, напоминающего стремительный полет пули. В белых когда-то, уже застиранных рубашках, в по-советски бережно хранимых галстуках они робко жались друг к другу, мечтая наконец доехать. Вожатые изо всех сил поднимали дух ребят, запевая озорные, совсем не вяжущиеся с обстановкой лагерные песни и прижимая к себе самых маленьких. В Сталинграде «Артек» разместили снова в школе, на этот раз в другой, близко к тракторному заводу. 7 ноября хромающая почта принесла печальное и ужасающее известие.

Война догнала пионеров. Не было такой ночи, чтобы вожатые не вскакивали по сигналу воздушной тревоги, не закутывали детей в ватные одеяла и не вели их, спотыкаясь и раз за разом пересчитывая, в бомбоубежища. Каждую ночь бомбили завод, вблизи которого стояла школа, служившая приютом для артековцев. Над городом сбивают немецкие самолеты, кружащие затем вместе с последними опадающими листьями.

«…от тифа. Весна пришла, на поправку бы идти, но нет, мама. Погибли. Нас перевозят в «Серебряные пруды», это санаторий такой. Тоже недалеко от города, в области, во Фролово, но тяжело уезжать из Сталинграда. Такую зиму здесь пережили. Представляешь, мамочка, главврач нам настоящий револьвер подарил на прощание! Свой, личный, именной. Наверное. Мы с пацанами пока решали, чей он будет, пришла старшая вожатая Антонина и забрала. Заявила, что в «Артеке» оружию не место. А Ада вообще заявила, что револьвер должен девочкам достаться, потому что они больше в госпитале работали. Девчонка, что с нее возьмешь, правда?
В «Прудах» уже просто совсем будет. Коров доить, сено косить, это дело привычное. А у кого непривычное, у того станет. А может меня там и трактор водить научат. Представляешь, приеду домой, купим трактор, буду на нем поле вспахивать…»

Во Фролово артековцы действительно привычно втянулись в местный быт. То были дела простые, деревенские, непохожие на работу ребят за последние полгода в Сталинграде. Некоторые работали на областной электростанции, те же, кого не допустили, большой бригадой трудились на полях. Но пришло время снова двигаться в путь. Гурия Ястребова вызвали в Москву и приказали немедленно эвакуировать лагерь на Алтай.
Не было бы спешки, если бы не было проблем с тем, как увезти детей. До Камышина, где ждал их очередной пароход, везли на ремонт танки. Некоторых ребят усадили внутрь, где им пришлось тесниться с бойцами. Конечно, для детей, которыми пионеры по большей части все же оставались, было необычайно интересно и волнительно прокатиться в настоящем танке. Однако не всем выпала такая доля, большая часть ехала в военных грузовиках, которые должны были перевозить раненых из госпиталя. Можно было бы сказать, что транспорт достался им чудом, если бы настоящей причиной этого не была вера начальника госпиталя в будущее, которое оставалось за советскими детьми.
«Мы в Камышине. Тут повсюду бомбят, прячемся то ли в окопах, то ли в просто в ямах, вырытых в парке. А может это следы от снарядов. Спим все вместе под крышей летней эстрады, прямо на сцене. Мы здесь ненадолго, мама.
Троих из нас отправили в Москву на митинг. Если услышишь их сообщение по радио – знай, они говорят и от моего лица тоже, мам. Я жив. Я цел. Я помогаю стране как могу. Скоро новое отправление, будем сплавляться по Волге…»

В июне трое артековцев с московской трибуны вещали на всю страну о жизни лагеря. Дети передавали сообщение практически в пустоту, не зная, живы ли их родители, могут ли они слушать радио, но говорили ради своей страны, ради всех, кто стоит за нее. Семьи, что не видели детей почти год, отчаянно вслушивались в речи из дребезжащих динамиков приемника, пытаясь понять, принадлежит ли звучащий сейчас голос молодого парнишки их сыну.
Тем временем пионеры с вожатыми все ближе подбирались к цели, к безопасному пристанищу. Череда городов сменялась постоянно, задерживаться было опасно, дороги становились неподходящими для проезда детей одна за другой. Казань, Уфа, Челябинск, Омск, Новосибирск, Барнаул, Бийск. Города мелькали, все одинаковые за работой грузчиками, сварщиками, подмастерьями, медсестрами и медбратьями, токарями… Ни один артековец не отлынивал от работы. Ни один из них не опустил руки. Ни копейки они не присвоили себе. Все средства, заработанные во время войны, включая зарплаты пионервожатых, артековцы направляли в фонд обороны.

С завершением войны лагерь снова вернулся в Крым. Он начал процесс по возобновлению мирной жизни и работе по воспитанию, развитию у молодёжи моральных ценностей, талантов и интересов. Война не смогла сломить дух артековцев, а только укрепила дружбу и связь между ними. Артековцы вместе пережившие ужас военных лет, несмотря на разбросанность по стране, не теряли связи друг с другом и лагерем.
События пережитые в годы Великой Отечественной войны и их истории стали основой для воспитания будущего поколения.